История о студенте Иване Белоусове, осужденном на шесть лет за взрыв на Манежной площади, неожиданно стала предметом бурных дискуссий. Обычно, если правоохранительные органы ловят и осуждают за насильственное преступление активиста из праворадикальной среды, точки зрения распределяются вполне полярно: русские националисты осуждают «террор антирусской власти», остальные выражают одобрение или хотя бы не выражают никакого сожаления. Споры в правозащитном сообществе и его окрестностях могут возникать по поводу правомерности преследований за те или иные слова, но не за нападения и взрывы. Тем неожиданнее было, что нашлись люди, вступившиеся за Белоусова. Раз так случилось, нужно серьезно отнестись к аргументам этих защитников — именно потому, что дело Белоусова является первым прецедентом. 

Аргументов, суммируя написанное, в первую очередь Зоей Световой, два. Первый — доказательства обвинения подтасованы или получены от свидетелей путем давления и угроз. Второй — обвиняемый вовсе не ультраправый активист и тем более не террорист, а обычный студент, из любопытства или в порядке идейных исканий общавшийся одно время с лидером Национал-социалистического общества (НСО), но потом от него отошедший. Милиция же и ФСБ (а в деле участвовали и те, и другие), таким образом, просто выбрали наобум жертву из подходящей среды, чтобы закрыть давно висевшее дело.

Любой читатель «Ежа» согласится, что так вполне могло быть. Да, наверное, и любой наш гражданин согласится. Скажем больше, антиэкстремистская кампания с множеством ее злоупотреблений создает у читателя впечатление тотального произвола, и представляется логичным, что его жертвами становятся, в том числе, и случайные знакомые неонацистских лидеров. Но действительность все-таки сложнее таких общих схем. И случай Белоусова, похоже, тоже в эту схему не вписывается.

Первый вопрос: достаточны ли доказательства? Я не судья, чтобы это утверждать. И я знаю о процессуальных нарушениях в деле. Но я знаю также следующее. Белоусов, основной свидетель Скляр и остальные дали в целом сходные показания (разночтения были, но все-таки год прошел к моменту их задержания и допроса) и не жаловались на побои. Свидетель Скляр подтвердил свои показания в суде, кроме одной маловажной детали. Он видел, как Белоусов оставил некий пакет около пресловутого столба с фонарем, а потом предложил уходить. Скляр полагал, что в пакете петарда. Запись с видеокамеры показала, что с момента, когда две фигурки копошились около столба, до момента взрыва никто к столбу близко не подходил. По данным следствия, две фигурки были одеты примерно так, как Белоусов и Скляр, и были у столба в то время, когда эти двое могли к нему подойти. В сумме это выглядит как вполне правдоподобное доказательство виновности Белоусова.

Стоит здесь отметить, что Белоусов виновен (если виновен) явно не один: он только заложил взрывчатку, а взорвал ее потом кто-то другой, т.к. Белоусов уже был далеко, а взрыв был осуществлен с использованием автомобильной сигнализации, то есть с близкого расстояния. Между прочим, пару дней назад стало известно о двух точно таким же способом подготовленных устройствах, в Москве и в Ставрополе. В Москве оно было взорвано, и в результате был убит выходец из Узбекистана.

Второй вопрос: был ли Белоусов частью агрессивной неонацистской среды, пропагандирующей и практикующей насилие, или он был в этой среде просто любопытствующим и тогда вряд ли был способен на серьезное преступление? Здесь можно ответить гораздо определеннее. Да, он был вполне заметным активистом. Судя по показаниями и по изъятым у него материалам, он был не просто гостем, а руководителем одной из районных групп упомянутого НСО, которым тогда руководил Дмитрий Румянцев. НСО было открыто выступающей неонацистской организацией (а не вообще националистической), причем одной и крупнейших в стране. НСО породило целую плеяду убийц, изрядная часть которых сейчас уже за решеткой, но, конечно, еще не все. Члены НСО совершали взрывы, убивали людей не по одному и не по два, а по десятку, проводили боевые тренировки, изучали конспирацию и разные террористические навыки. По крайней мере, кое-чем из этого занимался и Белоусов, и при его положении наверняка знал, чем занимается организация в целом (хотя деталей мог не знать, да и тактические разногласия внутри НСО тоже были).

Белоусов лишь несколько месяцев пробыл в НСО (так что подняться успел быстро, и это тоже о чем-то говорит), состоял в организации и на момент взрыва на Манежной. Потом привечавший его Румянцев ушел из НСО, и организация стала распадаться на кусочки из-за раздоров и возрастающего давления правоохранительных органов. А Румянцев создал новую, уже очень мелкую организацию — «Лигу-301», и Белоусов перешел в нее, что известно уже не по уголовному делу, а просто по групповой фотографии ультраправых активистов, доступной в интернете. Потом и Лига исчезла, но Белоусов был уже в СИЗО, да не в каком-то, а в «Лефортово», поскольку, хотя статья у него была «хулиганство», по сути речь шла о теракте.

 

Повторюсь, нельзя совсем исключить, что Иван Белоусов не закладывал взрывчатку на Манежной, что это промах или злоупотребление следствия и ошибка суда. Это бывает. Но все-таки обстоятельства дела не дают никаких оснований полагать, что речь идет об «интеллигентном и добродушном студенте», ставшем жертвой карательной машины. Между тем, статьи в его защиту, написанные уважаемой мною Зоей Световой, выдержаны именно в этом ключе. 22-летние студенты называются не иначе, как «дети», «ребята» или хотя бы люди, не имеющие политических убеждений. Между тем, часть из них участвовала в «русских маршах», в том числе в 2006 году, когда это неотвратимо вело к столкновению с милицией, и такое поведение явно предполагает достаточно выраженную приверженность националистическим взглядам. Про взгляды Белоусова все и так понятно из его краткой политической биографии, и зря Зоя Светова так мимоходом упоминала НСО и Румянцева, как будто неизвестно, что это такое. Да и «взрыв фонаря» был отнюдь не подрывом петарды — судя хотя бы по фотографиям после взрыва; и слава Богу, что никто не пострадал.

И чтобы уж совсем расставить точки над i. Неонацист не обязательно является преступником, а если является, то мог не совершать данного конкретного преступления, и его тоже надо защищать. Адвокат или мама неонациста должны говорить всем, кто готов слушать, какой он милый мальчик, который не обидит и мухи. Адвокату и маме можно и даже положено так себя вести, но так не должны себя вести журналисты или правозащитники. И это, конечно, относится далеко не только к делу Белоусова. Не берусь давать советы журналисту. Но правозащитник должен исходить не только и не столько из интересов конкретного обвиняемого, оставляя эту роль адвокату и маме. Правозащитник, по моему убеждению, должен учитывать всю совокупность нарушаемых или поставленных под угрозу в этом деле прав человека. И тогда, с учетом всего изложенного выше, баланс будет отнюдь не в пользу активиста опаснейшей неонацистской группировки.

Автор - Директор Информационно-аналитического центра «Сова»

Фотография РИА Новости