Живучесть протеста определяется его массовостью. Что правильно, поскольку совсем протест умереть не может — если он не будет гореть в миллионах, то обязательно будет тлеть в тысячах, сотнях или десятках, в крайнем случае, в единицах. Одиночный протест — тоже достойное дело, но современного дракона этим не победить. Значит, число протестующих — показатель  важный. Весь минувший год и власти, и оппозиция нервно подсчитывали количество участников митингов, временами выдавая желаемое за действительное.

Фотографии Ивана ТРЕФИЛОВА и Антона ЛИТВИНА

Первая заповедь в цирке: хочешь увидеть, как устроен фокус – не иди за фокусником! Он делает широкий, привлекающий внимание жест правой рукой – не гляди на правую руку, гляди на левую! Или вообще забей на фокусника и присмотрись к невзрачной ассистентке у кулисы. Она-то, гадюка, сейчас и подменит цилиндр на тот, который с кроликом…  Наши жуликоватые отцы нации отлично владеют умением подменять цилиндры, переключая общественное внимание с важных предметов на предметы глубоко второстепенные.

Привычная московская зимняя хмарь не добавляет радости. Просыпаешься в тоскливой тьме украденного Медведевым и пока не возвращенного зимнего времени и начинаешь считать дни до весны. Вот и я перешел сегодня на зимнюю форму, надел любимую «аляску», повязал белую ленточку, вспомнил, что сегодня ровно год со дня пробуждения гражданского общества.

Все-таки дружба с Митяевым имеет для меня хорошие последствия.

Гигантский митинг 10 декабря в Москве стал событием, неожиданным для всех — и для организаторов, и для участников, и для власти, и для внешних наблюдателей. Цифра в тридцать с лишним тысяч человек, подтвердивших в Facebook, что они придут, поражала воображение и нервировала власть — но и этот виртуальный рекорд был превзойден реальностью, по меньшей мере вдвое.

«Перебирая наши даты, я обращаюсь к тем ребятам…» Это, кстати, ключевой, по-моему, вопрос — к кому обращаемся, годовщину чего отмечаем на этой неделе? Восстания хомячков? Неожиданного пробуждения гражданского общества? Рождения чувства собственного достоинства в национальном масштабе? А мы — это, собственно, кто? Вроде бы очевидно: мы — это те, кто 5 декабря 2011 года заполнил пространство Чистопрудного сквера и проезжую часть одноименного бульвара. А еще через пять дней, прихватив под локоток друзей и подруг, пап, мам, дедушек и бабушек, вышел на набережную канала возле Болотной площади... Но так ли это очевидно?

Сегодня, спустя год после начала массовых протестных акций в Москве и других городах России, многие говорят о спаде протестного движения. С одной стороны, подобные разговоры представляются, по меньшей мере, странными. Ещё в ноябре прошлого года никто из противников путинского режима и мечтать не мог о том, что на столичные улицы выйдут десятки тысяч людей, не признающих действующую власть легитимной. Тем не менее, даже по самым скромным подсчётам, в последней массовой акции 15 сентября сего года, которую многие окрестили чуть ли не провальной, приняли участие несколько десятков тысяч человек.

Теперь-то мы знаем, как в России запускаются конституционные реформы. Неизвестно, знал ли Борис Ельцин, подписывая указ № 1400 от 21 сентября 1993 года, но повод в России, похоже, всегда один: «…Прямое противодействие осуществлению социально-экономических реформ, открытая и повседневно осуществляемая в Верховном Совете обструкция … попытки непосредственного осуществления функций исполнительной власти … большинство в Верховном Совете Российской Федерации и часть его руководства открыто пошли на прямое попрание воли российского народа…

Год спустя после бесчестных парламентских выборов и чуть более полугода после не менее бесчестных президентских вдруг возникла дискуссия, а стоит ли напоминать постоянно обществу, что верховная российская власть нелегитимна и что необходимы досрочные выборы. Ещё в декабре прошлого года, да и в марте нынешнего, подобный спор был неактуален не только среди последовательных противников режима, но и в среде умеренных его критиков. Сегодня, когда гнев тысяч обманутых поостыл, уличный протест поутих, а власть ужесточила репрессии, отдельным группам во всех отношениях благополучных граждан подумалось, что радикальные призывы к смене режима несбыточны и способны лишь отпугнуть от протеста колеблющихся.

Мечтать, как говорится, не вредно. Более того – приятно. Особенно о том, что будет, когда Путин уйдет. Одни представляют, как в прямом эфире на всех телеканалах начнется трансляция работы комитетов по всеобщей люстрации чиновников. Другие дальнозорко видят длинную судебную скамейку, на которой будет тесно от знакомых до слез персонажей. Кто-то мысленно и по справедливости делит шкуру неубитого медведя, то есть собственность, наворованную бюрократами и олигархами.