Мы еще, по сути дела, только-только начали, только-только объявили об инициативе. Какие могут быть сейчас реальные результаты? Пока рано о них говорить.
О готовности в гражданском обществе я бы говорить не торопился. Я считаю, что готовность в гражданском обществе у нас будет тогда, когда будет ощущение гражданского общества, реальное, а не виртуальное, каким оно является на сегодняшний день.
Диалог с властью, в принципе, конечно, возможен, но пока труден. Власть-то у нас, к сожалению, совершенно не приспособлена для ведения подобного рода диалога. Но, тем не менее, смысл этого дела все-таки заключается в том, чтобы попытаться до чего-то договориться, в том числе, и с властью.
Я думаю, что в этом тоже есть определенный резон. Хотя в здравый смысл власти я не верю. Мне не позволяет в это верить то, что у власти на сегодняшний день нету даже сколько-нибудь реального представления о том, в какой стране она живет. Достаточно сказать, как выглядят сегодня наезды на общественные организации, которые начались вчера. А ведь этим занимаются те самые властные структуры, которые мы призываем к диалогу.
Невозможно все время жить в условиях бесконечной борьбы. Надо думать и за себя, и за власть и призывать ее к чему-то, чего не понимаешь сам. В этом большая сложность.
Но все-таки главный расчет, конечно, не на переговоры с властью, а на то, что сами организации смогут каким-то образом договориться, по крайней мере, в самых общих чертах. Это будет, наверное, лучшее из возможных результатов дела.
Меня спросили, согласен ли я, что хотелось бы, чтобы был повод увидеться и попробовать еще раз договориться. Я сказал, что, конечно, согласен, и подписал это заявление.