КОММЕНТАРИИ
В обществе

В обществеКлимат и А.П. Паршев как жертвы аборта - 2

27 ИЮНЯ 2007 г. ДМИТРИЙ ОРЕШКИН
Андрей Кобылко

Досоветская Россия была главным экспортером зерна в мире. Сибирские хлебопромышленники лоббировали строительство ледокола «Ермак», чтобы под зиму через устье Оби вывозить алтайский хлеб в Лондон и Амстердам. А волжские и южнорусские хлебопромышленники ставили им палки в колеса, утверждая, что ледокольные проекты – бред, и нечего сибирякам со своей пшеницей в Европе делать. Обычный капиталистический бардак с борьбой за рынки сбыта, скандальной конкуренцией и кризисами перепроизводства. Отвратительный строй. Но одного у него не отнимешь: с климатом умел договариваться. Хлеба было много и производство его быстро росло. О чем на рубеже веков убедительно писал подающий большие надежды политэконом В.И. Ульянов в толковой работе «Развитие капитализма в России». Ее, впрочем, Паршев тоже не читал. Иначе не говорил бы, что Россия всегда отставала и обречена отставать от Запада.

gibdd.kirov.ru

Возвращаясь к транспортным сетям, В.И. Ульянов сообщает, что русская железнодорожная сеть за 25 лет с 1865 по 1890 г. выросла с 3819 км до 29 063 км, то есть в 7 раз. Тогда как у Англии соответствующий шаг был короче (шестикратный рост с 4082 до 26 819 км) и протяженнее по времени – тридцать лет с 1845 до 1875 г. Немцы, правда, строили дороги быстрее и России, и Англии. Однако вскоре Россия резко прибавила и к 1904 г. поднялась с 29 063 до 63 229 км – со средним темпом строительства в 2,5 тыс. км в год. Суровые зимы как-то не мешали.
А вот как только большевики взяли власть и В.И. Ульянов вместо экономического анализа занялся наведением социальной справедливости и внедрением планового хозяйства, так русский климат, бессмысленный и беспощадный, пошел вразнос. В итоге дошло до того, что СССР ежегодно закупал около 40 млн тонн зерна в Канаде. Что же касается железнодорожного строительства, т. Сталин на том же шестнадцатом Съезде в 1930 г. с торжеством говорит о приросте сети с 76 тыс. км до 80 тыс. за 2,5 года. В пересчете на темпы – 1,6 тыс. км в год. Лучше, в чем России 70-х, но значительно хуже, чем в России 90-х годов XIX века.
Понятно, что сам Вождь таких пересчетов не делал. Да и другим делать не позволял.

А как только кончилась советская власть и возродился унижающий трудового человека капиталистический беспредел, климатические условия опять помягчели. В ельцинско-путинской России откуда-то снова взялись ежегодные 5-10 млн тонн зерна на экспорт.

Не климат, а черт знает что. Смеется бедному Паршеву прямо в лицо.
Хуже того. Заставляет задуматься, не были ли общеизвестные успехи советской власти, которые так греют душу постсоветским патриотам, столь же виртуальными, как их борьба с климатом?

В самом деле, любой советский человек знал, что наша экономика развивается планомерно и без кризисов. Ну разве это кризис, когда с голоду умирают несколько миллионов крестьян? Пустяк. Особенно если о нем никто не знает. Вот в США — там действительно кризис. И как хорошо мы все о нем знали. Страшно вспомнить, на рубеже 30-х годов там каждый пятый (!) ребенок (!) недоедал (!) «Ложился спать голодным» — как признавались продажные буржуазные ученые.
А у нас – нет, не признавались. Да и кому было признаваться.
Может, в этом и есть главный секрет бескризисного советского развития?
    
gibdd.kirov.ru

Действительно, если б тов. Паршев задумал (про «опубликовал» и разговора нет) свою замечательную книгу в достославные сталинские времена, то автоматически попал бы в компанию «антинаучных, типично эксплуататорских, колонизаторских горе-теоретиков». Которые клевещут ради «…маскировки хищнической природы империализма и отрицания того, что причиной крайней экономической и культурной отсталости народов… является не климат, а империалистическое ограбление их капиталистическими странами-метрополиями... При последовательном применении методологического принципа географической обусловленности общественного развития сторонники этого направления неизбежно должны притти к фатализму, т.е. признанию предопределенности общественной жизни географическими условиями» (И.И. Иванов-Омский, «Исторический материализм о роли географической среды в развитии общества», Госполитиздат, 1950, стр. 22-23).

То есть наука на десятилетия была лишена возможности нащупать более или менее адекватный механизм оценки действительной роли этого самого климата. Не говоря уж про оценку роли партийных решений.

Такие мыслители, как И.И. Иванов-Омский, заранее знали: там, где партия – там победа. Этого было достаточно. А вот в Америке, где трудовой народ еще не взял власть в свои руки, полная катастрофа. «Каждый пятый житель страдает сифилисом… за последние полвека количество больных в американских психиатрических больницах возросло в пять раз… 80 процентов американских семей не в состоянии оплачивать расходы, связанные с лечением серьезного заболевания».

Америке давно пора бы сгнить от сифилиса, и из своего сумасшедшего дома с завистью смотреть вслед самой могучей и самой справедливой советской державе. Но тут как на грех вспоминается, что аккурат в 50-е годы Америка переживала «бэби-бум», бум автомобильного и частного жилищного строительства. Послевоенный бум американской семьи, когда молодые американские мужчины вернулись домой, встретились с заждавшимися молодыми американскими женщинами и на радостях наплодили кучу детишек. Которые, вместо того, чтобы заболеть сифилисом, выросли и стали «человеческим капиталом», обеспечившим прорыв США через 30-40 лет.

А в СССР в 1946-47 годах опять был голод. И, опять назло Паршеву, не на севере, а на самом южном юге: на Украине и в Молдавии. Потому что зерно изымали и отправляли на поддержку братских коммунистических режимов Восточной Европы. А людей заставляли работать за хлебные карточки. По которым хлеба часто не было.

Отец моего хорошего друга из Ростова рассказывал, как его брата отдали в детский дом, потому что семья не могла прокормить двоих. Он ходил брата проведать – один раз. Брат был смертельно худ и от голода безумен – ловил мух и жадно ел. Через две недели ходить стало не к кому. У отца не было претензий к власти. Война же. Было непонимание: почему людям не разрешали взять хотя бы по три-пять соток земли, чтобы прокормиться? Уж родители бы все жилы из себя вытянули, но детей сохранили. Но нет! Нельзя. Все что выращено — государству. Если живешь в городе – весь день на заводе, не отвлекаясь на личные дела. Государству трудно – и тебе трудно. Если государство не может дать достаточно корма – умирай, но на рабочем месте. Вести антиобщественный паразитический образ жизни, зарабатывая на стороне, не смей: тюрьма.

Об этом в России очень мало написано. А если что-то и мелькнет – как, например, в сводках МГБ из Молдавии и Украины, опубликованных в мемуарах Хрущева – то мы закроем глаза. Такое было время. Такая была страна. Такой был суровый климат. Можно даже сказать – бесчеловечный…. Ну что вы все клевещете и клевещете. Самим-то не надоело?

Хорошо, не будем о прошлом. Будем о современности. О Паршеве. Воспитанный в изолированном от клеветы чекистском инкубаторе и по этой причине не знающий, как оценивать экономическую роль климата (это не его вина: должны были сделать предшественники, но не смогли), современный пограничник Паршев выглянул в форточку и обнаружил, что в Америке дела лучше нашего. Что ж, и на том спасибо. От имени реальности и науки. Тов. И.И. Иванов-Омский никогда бы не позволил себе такого провокационного клеветнического измышления.

Ну, правда, у нас природная среда не сахар. Но кто сказал, что в гористой Японии, целиком входящей в зону высокой сейсмической опасности, с острым дефицитом равнин, пригодных для строительства, недостатком пресной воды и отсутствием природных ископаемых, «налог» природных условий легче нашего? А ведь японцы как-то ухитряются на площади, меньшей, чем одна родная А.П. Паршеву Архангельская область (411 тыс. кв. км без архипелага Новая Земля у Паршева, 378 тыс. кв. км у японцев) содержать население, сопоставимое с общероссийским (142 млн у нас, 127 млн у них). И даже производить там в четыре раза больший ВВП (около 1 триллиона долларов у нас, более 4 триллионов у них).

 О влиянии природной среды на экономику и общественную жизнь Евразии писал еще Мотескье в XVIII веке, Бокль в середине XIX, Хантингтон в середине XX. И многие, многие другие неглупые люди. В том числе русские. Но в основном до революции. Или в эмиграции. К. Бэр, А. Щапов, С. Соловьев, Л.Берг, Л. Мечников, В. Ключевский, П.Савицкий…
Савицкий, кстати, одновременно был и одним из основателей модного ныне среди патриотов евразийства. К сожалению, идея тоже не сильно свежая, более 80 лет от роду. И, развивалась она, конечно, не в СССР, а в Западной Европе, куда от прелестей большевизма бежали, наряду с Савицким, будущие идеологи евразийства Н. Трубецкой и Д. Святополк-Мирский. Помните, еще у А. Блока: «Панмонголизм — хоть имя дико, но мне оно ласкает слух…» Это корни евразийства, впоследствии вытоптанные большевиками. Когда после пятнадцати лет зарубежных штудий гео-социолог Святополк-Мирский решился-таки откликнуться на зов Родины и вернулся в СССР, дабы на деле послужить величию новой Евразии, то угадал как раз под раздачу 1937 года. Служба его вышла очень короткой. Расстреляли патриотического князя – и весь евразийский сказ.
Оставшиеся в эмиграции коллеги, к тому же неоднократно «разведенные» агентами НКВД (любимый народом телефильм «операция «Трест» сделан по мотивам той мутной истории), как-то охладели к панмонголизму и прочим скифским прелестям.

Тридцать лет евразийский папаша с усами неторопливо и вдумчиво делал России аборт, телами ее самых одаренных детей устилая себе дорогу к беспредельной власти. На фоне этой пустоты через 60 лет явились мы. Умные – сил нет. И впереди, на лихом коне наш замечательный А.П. Паршев. Наравне с неоевразийцами вроде Александра Дугина. Это хорошо, потому что означает, что в русском народе не полностью еще истреблен интерес к поиску ответов на трудные вопросы. Это плохо, потому что качество ответов до боли совковое. А на какое еще качество мы вправе рассчитывать после всего, что вытерпели?

Тем временем на Западе чем ближе к современности, тем конкретнее становились оценки природных факторов, включая попытки сравнительных расчетов экономической значимости климата. О них советский пограничник, жизнерадостное дитя эпохи, даже не догадывается. Если б догадывался, его текст был бы на порядок содержательней. И на порядок сдержанней.
Однако гордый евразиец Паршев прямо пишет, что до всего дошел своим умом. На основе личного опыта охраны государственной границы. Это правда: самородок, лишенный базового образования, навыков работы с научной литературой и уважения к предшественникам. Молодец, изобрел-таки русский велосипед. С опозданием на сто лет, но зато наш, самобытный. О трех колесах и перемещается задом наперед. Как и положено раку на безрыбье.
Это тоже элемент диагноза.

    Критика простодушных паршевских объяснений советских экономических провалов наглядно представлена в работе И.Ю. Смирнова «А чем Россия не Нигерия» (М.: Фонд «Либеральная миссия», 2006 г., 308 с.), к которой мы и адресуем заинтересованного читателя.
Наша же тема другая: Андрей Паршев как зеркало постсовковой эволюции. Черт с ним, с климатом. Здесь дела поглубже и поважней. Его книга феерически смешна и феерически трагична. Как весь наш любимый и единственный постсовок.
Подробнее — в следующих разделах.
Обсудить "Климат и А.П. Паршев как жертвы аборта - 2" на форуме
Версия для печати