Святые советского времени

1 июня патриарх Кирилл совершил богослужение на полигоне в Бутове — месте массовых расстрелов жертв политических репрессий. Так церковь, и уже не первый год, чтит память погибших от рук советской власти. Волны красного террора уничтожили целые слои российского общества, «другую Россию»: священнослужителей, военных, политиков, представителей интеллигенции, госслужащих и крестьян. Конечно, эти воспоминания окрашены в конфессиональные тона, но проблема связана отнюдь не с этим.

Конфессиональная память имеет право на существование, на свои подвижки и корректировки. Так, на последнем заседании Священного синода решено вместо «Собора исповедников и новомучеников российских» именовать праздник «Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской».

Но одно дело мелкие изменения, другое — принципиальные.

В последнее время внутри господствующей конфессии наметился поворот в сторону сглаживания острых моментов. Воспоминания вводятся в чисто богослужебный контекст — гладко, тихо, торжественно, помахали кадилом, сказали правильные слова, разъехались. Формат новой религиозности, в которой существенную роль играет идеология, задает новые перспективы. Не случайно в начале года в свежий церковный календарь не попали 36 новомучеников. Как? Почему? За что? Понять до сих пор нельзя. Можно только догадываться — никаких официальных разъяснений так и не последовало.

Говорят, что вскрылись новые факты, некоторые мученики не выдержали пыток, оговорили ближних. Но насколько все это верно? К следственным делам 30-х годов сейчас доступа для подавляющего большинства исследователей просто нет, и нам предлагают верить слухам. И потом: можно ли считать протоколы допросов достоверным документом? Ведь в них, как отмечают многие авторы, содержатся угодные следователям «признания», которых на самом деле не было. Нередко измученный человек ставил подпись, не читая материала. Иногда у подследственного выбивали подпись на белом листе, а потом вписывали что угодно.

Еще одна вина не включенных в новые святцы святых — отход от митрополита Сергия (Страгородского), неканоничность, так сказать. Это достаточно запутанный экклезиологический вопрос, и границы Церкви в то время явно не совпадали с канонической территорией местоблюстителя патриаршего престола.

Как бы там ни было, новая религиозность торопится вычеркнуть из списка святых сомнительные, с ее точки зрения, имена. Вот и недавно увидевшая свет книга-альбом «Пострадавшие за веру Христову» (ПСТГУ, 2013) остановилась на годах Большого террора: так надежней. Составители благоразумно решили взять паузу и основательно подготовиться к изданию второго тома, посвященного последующему периоду гонений на Церковь.

«Канонизация, — писал в свое время историк Георгий Федотов, — не означает определения небесной славы подвижника, но обращается к земной Церкви… Церковная канонизация, акт, обращенный к земной Церкви, руководится религиозно-педагогическими, иногда национально-политическими мотивами». Важно, чтобы сам институт святости служил как бы цементом нравственного здания общества, идеалом, который одновременно и формирует его духовную культуру, и формируется ею.

С этой, предельно узкой, точки зрения очевидно, что институт этот не может быть заменен ничем другим. Конечно, сегодня его значение по сравнению с дореволюционным временем сильно упало, но и сейчас он оказывает определенное общественное воздействие. И важно, чтобы Церковь, ответственная за его формирование, давала нравственные оценки своему прошлому тоже. Тогда, может быть, некоторые скороспелые суждения о жертвах тоталитаризма покажутся неуместными.

Возьмем случай с самым известным новомучеником, похороненным на Бутовском полигоне, митрополитом Серафимом (Чичаговым). Известно, что когда Сергий (Страгородский) узнал о намерениях карательных органов арестовать иерарха, он немедленно снял его с Ленинградской кафедры. И тем, разумеется, ускорил арест. Ведь одно дело сажать в тюрьму заштатного архиерея, другое — человека, возглавляющего вторую по значению кафедру. Ну почему бы топ-менеджерам публично не осудить подобное «сергианское» деяние? И заодно публично не поразмышлять о вреде церковно-советской и — шире — церковно-государственной симфонии, о вреде врастания государства в церковь?

Соприкасаясь с жизнью исповедников, мы встречаемся с тем немногим подлинным, что осталось от советской эпохи. И очень не хочется, чтобы наша память в итоге свелась к набору богослужебных формул и фраз. А ведь движение в эту сторону идет стремительно.

Показательно в этом смысле современное почитание лауреата Сталинской премии врача-архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) (его память празднуется 11 июня). Из вновь прославленных святых он, наверное, пользуется наибольшей популярностью. В честь него открываются храмы в Москве, Красноярске, Мурманске и других городах. Появляются памятные доски на домах, связанных с его подвигом. Во многих местах устанавливаются скульптуры. Даже появились музеи, рассказывающие о его жизни.

Святитель Лука — своеобразный мостик, связующий науку и религию. Своей жизнью он свидетельствует, что между ними нет противоречия, что наука может идти рука об руку с верой.

Но при раскрутке его имени акцент почему-то ставится не на его исповедничестве, на долгих годах тюрьмы и ссылки, а на чудомании. Мол, помолись, дорогой человек, Луке и болезнь пройдет.

Известно, что Лука при жизни не совершал явных чудес. Точнее, его врачебное искусство само по себе было чудом. Но архитекторов новой религиозности внутри православия это не волнует. И начинаются «гастроли» мощей, и начинается пиар-кампания, ажиотаж, собирание людей вокруг суеверия. Причем не только в России. В Греции, скажем, построено уже сорок храмов свт. Луке. И многие ждут от него чуда.

Конфессиональная память легко превращается в сказку, в миф. Но в отношении новомучеников этого допустить нельзя, потому что забвение принесет новые беды. И хорошо, что после богослужения на Бутовском полигоне сослуживший патриарху митрополит Ювеналий открыл в притворе близлежащего храма выставку «Крест — мучеников похвала», приуроченную к 75-летию мученической кончины пострадавших в годы большого террора (1937-38 гг.). Что-то все же делается, не только кадило да кропило.

Святые советского времени помогают нам вернуться назад — без злобы,  без ложного пафоса, без нигилизма. Вспомнить русский холокост, прекративший существование российской цивилизации. Увидеть страшную антропологическую яму на месте человека. И в то же время они говорят о пути выхода, показывают, что во времена куда более трудные, чем нынешние, можно оставаться внутренне свободным, достойно жить и действовать — умно  и ответственно.

Фотография с сайта pravmir.ru