14 марта — выборы в областную думу. Мы, понимая, что права на выбор у нас уже давно нет, решили, что надо эти выборы бойкотировать. Мы — это «Другая Россия», «Солидарность» и движение «За права человека», которое я представляю. Мы хотели хоть как-то обозначить свою позицию. Для этого изготовили листовки и вчера, 26 февраля, к 11.00, поскольку в это время начинается заседание областной думы, подошли к зданию — нас было двое плюс фотограф — и стали раздавать листовки, изготовленных на наши деньги в количестве пятьдесят экземпляров.  Когда листовка попала к одному из работающих в думе, он зашел в здание, и буквально через минуту, а может, и раньше вышел дежурный милиционер и позвал меня в здание для выяснения. Я отказался идти, объяснив, что эти листовки не являются агитацией, потому что в них нет призывов голосовать за или против кого-бы то ни было. Мы в своих листовках излагаем только свою позицию по отношению к выборам — что выборов нет и ходить голосовать необязательно. Он же расценил это как предвыборную агитацию, а в этом случае на наших листовках должны быть выходные данные — тираж, типография, кто изготовил, сколько стоит, как положено по закону. После моих объяснений он усомнился в этом и, взяв одну из листовок, ушел, сказав: «Пойду выяснять с начальством». Мы спокойно закончили свое дело. Когда у нас закончились листовки, мы пошли дальше по Почтовой улице до конца и там разошлись. Поскольку мне домой было удобно по той же улице мимо думы, то когда я проходил мимо входа, этот милиционер, который выяснял, что мы делаем правильно или неправильно, вышел и стал меня приветствовать и звать, как родного. Я подошел, поскольку мы с ним общались перед этим. А он, задавая какие-то пустые вопросы, стал теснить меня к мостовой, и в это время подъехала милицейская машина. Из нее вышли двое милиционеров, и этот дежурный милиционер стал меня сдавать им с рук на руки. Они задают вопрос: «Что вы делаете?» Я говорю: «Домой иду». Этот милиционер говорит: «Он листовки распространял». Мне говорят: «Открывай сумку!» — заглянули туда, никаких листовок нет. Они говорят этому милиционеру: «У нас нет оснований его задерживать, у него ничего нет, он просто прохожий». Но милиционер из думы сказал: «Нет, у меня листовка сохранилась», — и пошел за ней. Принес эту листовку, передал милиционерам из наряда, а те по рации связались, как я понял потом, с майором милиции, дежурным по районному отделу. Он по громкой связи им сказал: «Берите и листовку, и его и везите в РОВД», — что, собственно, они и сделали. Они не спрашивали меня, хочу я или не хочу, но насилия не применяли. Открыли дверь машины и сказали: «Давайте проедемте». Поскольку я не чувствовал за собой никаких грехов, я решил — почему нет, давайте проедем. Они привезли меня в РОВД, провели за решетку, и там дежурный заставил этих двух милиционеров писать рапорты о том, какое правонарушение я совершил. У меня попросили паспорт, долго, бедные, сочиняли эти два рапорта. В течение этого получаса обстановка и атмосфера менялись, поскольку я позвонил своим коллегам, а те, видимо, начали звонить и в РОВД. Поначалу дежурный майор, позвав лейтенанта, сказал ему: «Сейчас ты этим человечком займешься, а потом,  показывая на меня, — этим займешься», — но потом, через минут тридцать, нас позвали на второй этаж, к заместителю начальника РОВД, подполковнику. Тот покрутил в руках эту листовку, спросил, что и как, и я попытался объяснить, почему мы это делали.и что это никакая не агитационная литература, у которой должны быть выходные данные. Потом он попросил меня выйти и минут двадцать они, видимо, совещались по телефону с каким-то начальством насчет того, что со мной делать. После этого из- здания РОВД меня препроводили в опорный пункт милиции, который находится на Лермонтова 16. И уже там капитан милиции Алексей Алексеевич Скрипкин опрашивал меня долго-долго, составляя определение о возбуждении административного производства по подозрению в совершении административного правонарушения. Это происходило два часа сорок минут. Он спрашивал меня, с кем я был, когда это было задумано, для чего и почему мы это задумали, сколько экземпляров, на каком принтере мы это сделали. Я не стал подставлять никого из своих коллег и отказался называть имена, телефоны. В определении фигурирует неизвестный мужчина, личность которого еще надо выяснять. Капитан вел себя исключительно корректно. Я у всех спрашивал: «А где протокол об административном правонарушении? Дайте мне копию». Я повторил эту просьбу капитану. Он сказал, что никакого протокола об административном правонарушении нет, потому что меня никто не задерживал. Я удивился и говорю: «Что же, я, по-вашему, добровольно здесь три часа с вами беседовал?» Он говорит: «Да, это была беседа, и вы согласились на нее добровольно». В конце концов никакого протокола мне так и не передали, выдали копию определения о возбуждении административного производства и сказали, что на проверку всего того, что я им рассказал, им потребуется месяц. И капитан честно признался: «Судя по тому, что вы рассказали, я не смогу найти оснований для того, чтобы привлечь вам по какой-либо статье Административного кодекса. Через месяц я вам пришлю свое решение».