В новостной ленте рядом два известия. Первое: «Координатор "Левого фронта" Сергей Удальцов задержан после акции протеста против строительства гостиницы в Малом Козихинском переулке в Москве». Другое: «Более тысячи футбольных фанатов вступили в драку с ОМОНом». Фанаты устроили драку и разгром в метро; глава московской милиции Колокольцев лично успокаивал разбушевавшуюся толпу, а глава СКП Александр Бастрыкин обещал встретиться с лидерами фанатских объединений. В Питере тоже бунтуют, в милиционеров летят бутылки и файеры. Подкрепление ОМОНа застряло в пробке.

Уже четыре десятилетия мы живём в эпоху постмодерна: наше сегодня — это бесконечные рекомбинации осколков прошлого, своего и чужого. От этого возникает феерическое ощущение бесконечного повторения, которое нельзя прервать, как уже трижды виденный дурной сон. Например, мне давно неловко смотреть на дискуссии между современными «западниками» и «славянофилами», а также на потуги «монархистов» опровергнуть «республиканцев», поскольку я помню, как поражали они меня своей нелепостью, когда подростком читал о них у Герцена. 

Следить за перипетиями полемики Эдуарда Лимонова и Людмилы Алексеевой так же горько и странно, как включить телевизор и вдруг увидеть, что в мексиканском сериале с его бесконечными выяснениями отношений играют твои близкие родственники. Разгадка конфликта в том, что «Стретегия-31» — это настоящее общественное движение. А каждое общественное движение — это модель или репетиция, иногда генеральная, революции.

Последнее время о судье Данилкине пишут много. Поэтому, дабы не провоцировать у Виктора Николаевича дополнительного раздражения, я постараюсь поменьше писать о нем, и еще меньше к нему обращаться.  Заранее прошу прощения, что не смогу избегнуть этого вовсе. Также прошу прощения еще у нескольких людей, о личном общении с которыми и о впечатлениях об этом общении я намерен рассказать. А теперь — по существу.

Между убийствами Качаравы и Хуторского – четыре года. Вообще-то первый раз неонацисты пытались убить Ивана еще в 2005-м – снимали на видео, как избивали, как с криками «Убей антифашиста!» изрезали ему голову опасной бритвой… Но получилось с четвертого раза – 16 ноября 2009-го. А между Тимуром и Иваном – еще как минимум шестеро убитых «антифа». В новостях тогда нередко вспоминали его прозвище – «Ваня-Костолом». В сочетании с фотографиями – атлетическое телосложение, бритая голова, покрытая шрамами, – звучало устрашающе.

Ситуация с разрешением митинга на Триумфальной заставляет задаться очевидным вопросом: в чем смысл этой акции, если только не в обнажении фирменной, со знаком качества, подловатости российской власти, запрещавшей то, что разрешено по закону? В принципе то же самое делали и советские диссиденты: они так же доказывали, что власть преступна, и добровольно отдавали себя на растерзание, играя опасную роль свидетельствования.

В идеале в правовом государстве политика и правосудие должны быть разнесены. Но Россия — государство не правовое, а византийское. Поэтому вслед за Ходорковским, который произнес на процессе совершенно политическое, адресованное не столько судье Данилкину, сколько президенту Медведеву последнее слово, мы тоже выступим в нехорошем, но здесь оправданном жанре политико-правового анализа и провокации.

Читая в детстве «Трех мушкетеров», я был несказанно удивлен, что король приходит в бешенство, подозревая королеву в супружеской измене, и при этом весьма спокойно относится к возможной с ее стороны измене государственной. Что-то не так было устроено во французском королевстве, думалось мне тогда. Что-то не так с нашей оппозицией, думается мне сегодня. Наблюдать за ней – одно удовольствие. Нет, даже два. Одно удовольствие – следить за изгибами позиции правозащитников, другое – наблюдать за артистичной игрой в принципиальность Эдуарда Лимонова. Даже не знаю, кого бы я попросил выйти на бис.

Во втором деле Ходорковского-Лебедева осталось поставить последнюю точку — вынести оправдательный приговор. Никакого другого правосудного решения просто не может быть, поскольку по эпизодам хищения и отмывания денег нет самого события преступления; кроме того, нельзя говорить и о незаконном завладении акциями ВНК (даже если бы здесь и был состав преступления, по этому пункту обвинения истёк срок давности).

А может быть, вся беда в низком уровне образования  прокуроров?..  Вот звучит в зале Хамовнического суда речь адвоката Юрия Шмидта. Он говорит о политической мотивации процесса над Ходорковским и Лебедевым, сравнивает происходящее с антиутопиями Оруэлла и Кафки. А прокуроры сидят с застывшими лицами, и трудно понять,  знают ли они вообще, кто такие Кафка,  Оруэлл. Читали ли они вообще что-нибудь, кроме детективов. А может быть, они просто не знают, в чем смысл судебного разбирательства, каковы реальные обязанности прокурора? Может, лекцию прогуляли или детектив под партой читали, когда лектор им это объяснял?..