КОММЕНТАРИИ
В обществе

В обществе Недоваренная лапша на развесистых ушах. Сильная власть

28 ОКТЯБРЯ 2010 г. ГЕОРГИЙ САТАРОВ

Михаил Златковский

«Сильная власть» — всего лишь типичный образчик фундаментального комплекса заклинаний, куда входят и «сильное государство», и «сильная страна», и множество всякого «сильного», что сильным быть совершенно не обязано, вроде финансовых центров, у которых могут быть и более полезные качества. Вообще прилагательное «сильный (-ая, -ое и т.п.)», пожалуй, самое популярное в лексике представителей верховной власти. Иногда оно (прилагательное) используется так обильно, что невольно возникают подозрения в необходимости сеанса психоанализа.

Вот пример из Послания президента Путина Федеральному собранию (июль 2000 г.):

«Единственным же для России реальным выбором может быть выбор сильной страны. Сильной и уверенной в себе. Сильной — не вопреки мировому сообществу, не против других сильных государств, а вместе с ними».

Психоанализ я не просто приплел, а с расчетом. Дело в том, что эта научная школа много пишет о таком феномене, как «культ силы». Поэтому гипотезы, объясняющие наблюдаемую лексическую аномалию, могут быть почерпнуты из этой научной традиции. Будем учитывать при этом, что помимо дуумвиров о «сильном» любит помянуть и многочисленная челядь.

Что же может дать психоаналитический подход? Тут, наверное, полезнее всего обратиться к Альфреду Адлеру, ученику Зигмунда Фрейда. Если бы я имел возможность показать ему тексты, которые мы читаем и слышим в исполнении наших поклонников силы, то ученый сказал бы мне примерно следующее.

«Видите ли, коллега. Все мы — носители комплексов. Комплексовать не очень приятно. Поэтому мы придумываем для себя различные компенсации. По результатам моих исследований я выделил два типа компенсаций — конструктивные и деструктивные. Культ силы из последних. Он характерен для людей, которых не любили или подавляли в детстве. Повзрослев, такие люди стремятся занять доминирующее положение в социальных иерархиях. Иногда компенсация становится смыслом жизни, тогда появляются Наполеоны. Ваш Суворов из их числа».

Обратившись за консультациями к психологам более близким нам по времени, мы можем узнать следующее. Культ силы часто связан с повышенной тревожностью и страхами; он же ограничивает проявление эмоций, особенно негативных. Люди, исповедующие культ силы, не любят просить или получать помощь. Все это любопытно, но мало что объясняет, как кажется, в нашем случае.

Тот же культ силы возникает в знаменитом исследовании авторитарной личности, которое после Второй мировой войны предприняла команда ученых под руководством знаменитого философа Теодора Адорно[1]. Применив широкий набор социологических и психологических инструментов, они сконструировали портрет личности, которую они называли “авторитарной”. Вот некоторые ее черты: культ силы, некритичность и фаворитизм по отношению к «своим» и агрессия по отношению к «чужим», цинизм.

Все это приближает к объяснению того, что мы наблюдаем на практике — приверженности к «сильному», проявляемой в речи. Если это объяснение верно, то частотность употребления подобных слов должна быть более или менее постоянной.

Но есть и другое объяснение, которое можно назвать «сила обстоятельств». Понятно, что использование тех или иных украшений речи имеет эмоциональную природу и может обуславливаться ситуацией, обстоятельствами. Например, в своем выступлении после бесланской трагедии В.В. Путин неоднократно говорил о силе, что можно признать ситуативно оправданным. Поэтому давайте возьмем такой нейтральный традиционный жанр, как Послания президента Федеральному собранию. Подсчитаем число употреблений прилагательного «сильный» в этих посланиях (не учитывая случаи, когда эти применения контекстно обусловлены или входят в устойчивые выражения). Диаграмма, приведенная ниже, демонстрирует результаты наших подсчетов. Первые восемь посланий, напоминаю, путинские, а последние два — Медведева.

Вы видите: в глаза просто бросаются резкие отличия в употреблении интересующего нас прилагательного. Мы видим три пика: 2000, 2003 и 2008 годы. Понятен пик 2000 года: начало президентства, неопределенность, страх перед неизвестным. Есть необходимость объяснить всем идеологию нового президентства, и здесь концепция «сильной России» подходит как нельзя кстати. Аналогичная ситуация и с 2008 годом: начало нового президентства, те же страхи, та же неопределенность. Плюс к этому кризис. Опять на помощь приходит спасительная сила.

А что же 2003 год? К этому моменту обозначились все проблемы путинского президентства. Идея бюрократической модернизации явно провалилась. Нефтегазовый фонтан долларов еще не забил в полную мощь. Повержены не все враги (тот же Ходорковский еще на свободе). Впереди перевыборы. Неопределенность и порождаемый ею страх. Он проходит, когда выясняется, что врагов можно в кутузку, правительство можно свободно тасовать. На выборах можно творить все что угодно. И вообще — все схвачено. Страх сходит на нет, а вместе с ним заклинания о сильной власти. Вот это успокаивающее самовнушение — «все схвачено» — доминировало во власти в 2004-2007 годах и определяло ее поведение.

Получается, что культ власти, цепляние за нее действительно порождаются страхом неопределенности. Но он не постоянен, а потому и заклинания появляются то чаще, то реже.

Но это только часть объяснения. Есть еще кое-что. Давайте внимательно посмотрим на некоторые применения анализируемого заклинания. Вот три цитаты из того же послания 2000 года.

1. «…только сильное, эффективное, если кому-то не нравится слово "сильное", скажем эффективное государство и демократическое государство в состоянии защитить гражданские, политические, экономические свободы…».

2. «Между тем сильное государство немыслимо без уважения к правам и свободам человека».

3. «Слабой власти выгодно иметь слабые партии. Ей спокойнее и комфортнее жить по правилам политического торга. Но сильная власть заинтересована в сильных соперниках».

Что ни цитата, то недоразумение. Гражданские и политические свободы уничтожены. Экономические ограничены коррупцией и участием власти в бизнесе. Либо у нас слабая власть, что вряд ли признают ее высшие представители, либо сила ее заключена в обмане и уничтожении всего, что может эту власть ограничить.

Зафиксированное недоразумение нарастает. Вот цитата из послания Путина следующего года:

4. «По-настоящему сильное государство — это еще и прочная федерация».

Все, нет больше федерации. А власть у нас, конечно, сильная. Идем дальше. Теперь слово передается следующему президенту, послание 2008 г.:

5. «Сильное государство и всесильная бюрократия — это не одно и то же. Первое нужно гражданскому обществу как инструмент развития и поддержания порядка».

Тезис, мягко говоря, сомнительный. Гражданскому обществу в нашей стране нужно, прежде всего, чтобы ему поменьше мешало это государство. Если людям дать на выбор два прилагательных, прилагаемых к государству — «сильное» и «справедливое», — то оно подавляющим большинством выберет справедливость, поскольку она в дефиците, а силой этого государство общество сыто по горло. Да и от умного государства мало кто откажется. Нам навязывают свою силу и уверяют, что она нам нужна. А нам это нужно? Итак, все та же ложь.

Короче говоря, выдвигаю гипотезу: всякий раз, когда власть отбирает у нас права и свободы, она предлагает взамен свою силу или торгует ею постфактум, уже ограбив нас. Мне кажется, что моя гипотеза правдоподобна. А вам? Вот только обидно. Если верить приведенным выше цитатам, то власть у нас — слабее некуда. И к этому я сейчас перехожу, приближаясь к концу очередного разоблачения.

Существует ли вообще определение силы власти? Когда ее больше, а когда меньше? Как в этом разобраться? Определения существуют, и их много, что неудивительно. Пользуясь этим, я применю то, которое мне больше нравится. Потому что оно современнее и продуктивнее.

Никлас Луман[2], великий немецкий социальный мыслитель, полагает, что власть тем сильнее, чем больше степеней свободы она предоставляет обществу. Наша нынешняя власть десять лет занималась тем, что сокращала число степеней свободы, а значит — слабела. Но вот что поразительно: если обратиться к приведенным выше цитатам, то легко убедиться, что в них отражается именно лумановское понимание силы власти.

Есть, правда, иное понимание: чем сильнее власть, тем больший ущерб она в состоянии нанести. Это про наших.

А теперь задумайтесь сами: можем ли мы назвать нашу власть сильной? Власть, которая не в состоянии провести ни одной общественно значимой реформы; власть, которая опасна для граждан в лице своих представителей; власть предельно коррумпированная и отличающаяся лишь беспредельным произволом. Вы уже придумали ответ?

Переходим к выводам.

Когда из уст властей предержащих вы в очередной раз слышите восторженное заклинание о сильной власти (государстве, державе и т.п.), вы должны помнить следующее.

Во-первых, у вас снова собираются отнять кусок ваших прав и свобод.

Во-вторых, их могли уже отнять, а теперь предлагают взамен свою «сильную власть», убеждая, что она вас от чего-нибудь защитит.

В-третьих, оглянитесь и вспомните, что главные угрозы исходят именно от этой «сильной» власти, а защищать вас некому.

И в-четвертых, вам предлагают гнилой товар. Она не сильная, она слабая и запуганная.

И будьте настороже.

Продолжение следует


[1] Адорно Т. Исследование авторитарной личности. – М.: Серебряные нити, 2001

[2] Луман Н. Власть. – М.: Праксис, 2001.



Автор - Президент Фонда ИНДЕМ

 

Рисунок Михаила ЗЛАТКОВСКОГО


Обсудить " Недоваренная лапша на развесистых ушах. Сильная власть" на форуме
Версия для печати