У меня были причины для сомнений насчет того, выходить из состава совета или нет. Присутствие в совете дает возможность какой-то защиты людей, с которыми мы работаем и которых мы опекаем, и облегчает взаимодействие с властями. Поэтому очень трудно было отказаться от этой привилегии, которая дает возможность защищать людей. Я понимаю тех правозащитников, которые не вышли из совета именно из-за того, что присутствие там дает возможность поддерживать людей. Кроме того, безусловно, то, что мы произносили в присутствии президента, попадало на кремлевские сайты и становилось в большей степени достоянием общественности, чем когда мы заявляли это сами по себе на своих сайтах. Поэтому борьба, так сказать, с самой собой была очень трудной. Но я все-таки приняла решение выйти из совета, потому что нынешний президент, еще не пройдя инаугурацию, как раз в той области, которой я занималась, начал принимать решения, абсолютно противоречащие тому, что мы ему рекомендовали, когда с ним встречались в его бытность президентом. Я говорю об указе об ужесточении наказания за нарушения миграционного законодательства. Там же требуется также введение для мигрантов — причем почему-то не высококвалифицированных! — трех экзаменов: по русскому языку, по русской истории и по российскому праву. Совершенно очевидно, что это прямая дорога к увеличению коррупции, которой в области миграции и так очень много. У меня таким образом не оставалось даже минимальной надежды на какое-то влияние. Поэтому я приняла решение об уходе. Может быть, когда-нибудь о нем пожалею. С другой стороны, я хотела бы остаться экспертом совета, работать с советом, может быть, участвовать в его работе очень активно, активнее, чем раньше. Но ходить в совет, быть при нем экспертом — это одно, а быть правозащитником при президенте, который именно в той области, которой я занимаюсь и о которой мы не раз с ним говорили, принимает совершенно противоположные решения, не успев даже фактически начать свою деятельность, это другое. Это выше моих возможностей.