КОММЕНТАРИИ
В обществе

В обществеХодорковский как Жанна Д’Арк. Взгляд Собакевича

3 ДЕКАБРЯ 2005 г. ДМИТРИЙ ОРЕШКИН
коллаж ЕЖВоистину жизнь хороша, потому что искусство прекрасно. Тем более что по иным резонам хорошей ее назвать все трудней. И вот, заплатив 3500 рублей (месячная зарплата старшего научного сотрудника, кандидата наук, если кто не помнит) за места в партере, вы идете в Дом Муз, что у Павелецкого вокзала. Под сень струй Водоотводного канала. Там в рамках 3-го фестиваля «Владимир Спиваков приглашает...» исполнили ораторию Артюра Онеггера «Жанна д`Арк на костре». Фанни Каплан не спешила так на встречу с В.И. Лениным, как культурная Москва рвалась на встречу с Фанни Ардан, которая сыграла в спектакле главную роль. И оно, поверьте, того стоило.

Вы только посмотрите на публику! Вот в шестом ряду режиссер Г. Волчек. А вот в седьмом мьсе Юдашкин говорит по мобильнику. Ну-ка, ну-ка, а кто это там в малиновом берете с послом республики Франция г-ном Каде говорит непосредственно без переводчика? Ужель та самая Татьяна? Право, дух захватывает. Или, посмотрите направо, – настоящие гомосексуалисты! Один другого приобнял и что-то ироничное шепчет в ушко, украшенное сережкой садо-мазо. И слева, впрочем, тоже! Правда, эти постарше – с благородной сединой. «Ну, милый, я же вам ясно сказал – нам нужно цвета топленого молока! – с очаровательной капризностью говорит в телефон тот, что помоложе. – Вот вы возьмите каталог и посмотрите. Там все показано…»

Дизайнер, наверное. Чудо, как далеко мы продвинулись.

А ведь впереди еще спектакль. Встреча с прекрасным только начинается.

Краше всех, конечно, госпожа Ардан. Представьте себе – в таком простом милом платье цвета крем-брюле, которое все исполосовано швами-рубцами. Что живо напоминает народного певца В. Высоцкого на Ваганьковском кладбище, где он, по воле скульптора Рукавишникова, тоже рвется из пут ввысь, ничуть не страшась гитары, нависшей над ним тоталитарной мухобойкой.

Госпожа Ардан не столь брутальна, но искренне трогательна. Она слегка косолапит, как и положено простой девушке из деревеньки Домреми, с истинно французским изяществом преодолевая муки плоскостопия. Ей тяжело, потому что судить ее героиню последовательно отказываются Тигр, Лиса, Змея, а в конце концов функцию генпрокурора с нехорошей радостью берет на себя человек со свинской фамилией (исторический факт 15 века). Со своей короткой партией в спектакле Свинья (в подстрочнике указано: Боров, то есть не свинья, а кабан, причем кастрированный) справляется лучше всех. Ну почему у нас всегда так?

Свинье (Борову) помогают молодые люди, которые сначала зачитывают Жанне облыжное обвинение из газеты «Коммерсант» (заметим, информационного спонсора фестиваля), а потом фальсифицируют протокол допроса. После чего один из них плотоядно комкает газету, как поступают, когда собираются жарить шашлыки. Видимо, он дает понять г-же Ардан и зрительному залу, что вот-вот из печатного органа — спонсора возгорится пламя. К этому моменту становится окончательно ясно, что молодые люди символизируют темные силы общества. Чтобы не было сомнений, они одеты в черные джинсы и черные туфли с длинными носами, какие в Москве носили два года назад, а во Франции, очевидно, всю Столетнюю войну. Эту милитаристскую обувь в стилистике рыночного кавказца носит и все прочее мужское население оратории, исключая дирижера, строгий костюм которого не обременен смыслами и содержательными намеками. Впрочем, даже у него на брюках при боковом освещении проступают лампасы. Или, свят-свят, померещилось?! Ох уж это средневековье.

Еще в спектакле действуют дети-ангелы из Хора Академии хорового искусства (мальчики типа «белый верх - черный низ»), пейзане из того же хора, текст-подстрочник высоко над сценой, большой белый экран и другие персонажи. Экран очень сочувствует Жанне, но не умеет выразиться, отчего сначала нервно рисует каракули, затем кресты, а в конце, как можно догадаться, – фрагмент высокохудожественного ролика о пожарной безопасности, который режиссер г-н Серебренников, видно, когда-то снимал для МЧС.

Не пропадать же добру.

Пейзане, как и надлежит электорату, колеблются между простодушным сочувствием и столь же простодушным стремлением испытать г-жу Ардан на предмет огнестойкости, а та реагирует с большим темпераментом.

С отеческим наущением к массам обращается дородный мужчина из породы папских нунциев. Имея в руках православную хлеб-соль и чем-то неуловимо напоминая губернатора Калинградской области г-на Бооса, он красивым голосом убеждает население встретить короля подобно тому, как народ иудейский встретил бы мессию. Двусмысленная затея. Но, по крайней мере, стал понятнее источник французского либертарианства и спонтанных общественных мероприятий, касающихся жизни и здоровья монархов. Оказывается, во всем виноват Боос. Или такие, как он. Это из-за них французский бунт становится каким-то бессмысленным и беспощадным.

Подстрочник меж тем гнет свою линию, радуя зрителя переложениями народных песен в стиле «Гуляем мы среди полей/Колосья стали там полней». Или еще более пасторальными виршами, где в просветленном контексте рифмуются «мадам», «нам», «по домам», что неизбежно вытаскивает из памяти отечественное «Разрешите, мадам, заменю я мужа вам, если муж ваш уехал по делам». Трудно отделаться от впечатления, что пейзане поют этот благодарственный псалом, обращаясь к главной героине. Оно бы и приемлемо, если иметь в виду долгую и полную больших удач творческую биографию г-жи Ардан, но плохо вяжется с имиджем Орлеанской Девственницы, которую г-жа Ардан волею судеб вынуждена изображать.

Дети-ангелы тоже дают жару. Режиссер выводит их к рампе, где они держат в руках вербные прутики, с какими соотечественники ходят в марте на кладбище и поют по-французски про май-месяц и лютики-цветочки. Уже во время пения от букетиков отрываются пушистые заячьи хвостики. Они падают наземь подобно белым пятнышкам, оставленным перелетной стайкой «Наших» на асфальте Ленинского проспекта. Эта беззаконная ассоциация только усиливается, когда ангелы, допев песенку, по-быстрому ощипывают оставшиеся соцветия, рассеивают их по сцене и партеру и упархивают назад в недра хора. Последний ангел угрюмо всучивает охапку голых прутьев главной героине — типа веточки для костра. Та, прижимая их к груди, долго и пристально смотрит в зал, а потом опускается на них больными коленками. Публика сострадает.

В общем, редкой гуманистической силы спектакль. Так и представляешь себе брошенную мужем простоволосую Аллу Борисовну Пугачеву, опять вынужденную ехать в Кирово-Чепецк с целью подарить народу высокое искусство. Шоу маст гоу он! Молох искусства не знает пощады. Как этот завистливый мир жесток к одаренным людям!

Короче, выводы.

1.Двумя простыми ходами режиссер спектакля г-н Серебренников чувства добрые в народе пробудил, памятник себе воздвиг нерукотоворный и сшиб немного бабла под бейсболку. Каковые ходы суть а)кукиш в кармане и б) откровенное подражание стилю Таганки 70-х. Все это склеено слюнями и сметано на живую нитку. Извините, я хотел сказать, спектакль решен режиссером в стиле минимализма. Что в контексте 2005-го заставляет вспомнить марксово присловье про фарс и трагедию.

Беда в том, что люди-то в 2005-м сидят не понарошку. Не так, как г-н Серебренников прикидывается Любимовым. Кроме того, Любимов клеил свои спектакли иными материалами. Это, пожалуй, главное.

2.Вот посмотрели высшие чины этот спектакль, пережили катарсис, добавили коньячку в буфете – и скорей в узилище, срывать оковы с невинных жертв. Ага. А денежки?! У каждого своя методика чеса: кто со стареющей звездой по провинции, а кто с «маски-шоу» по офисам.

3. Да будь я негром преклонных годов, и то, если бы г-жа Ардан рискнула представить такой спектакль в Париже, вместе с пригородной шпаной жег бы тамошние машины, пока не добрался бы до Гранд Опера. Чтоб не позорили Францию.

А в городе-герое Москве – отчего же! Еще как катит. Утонченный пипл хавает и похваливает. Настоящих негров у нас мало – вот и нету вожаков.

Единственный достойный уважения герой в спектакле – музыка. За дирижерским пультом сам хозяин фестиваля, и тут уж как у хорошего хирурга: хуже, чем может, он не может. Спиваков, он и есть Спиваков. Как отозвалась одна дама про пушкинских «Цыган» (если верить самому Пушкину), «один в поэме приличный человек, да и тот медведь». А завистливый Гоголь подслушал и устами Собакевича переформулировал: «Один в городе порядочный человек – прокурор. Да и тот, если сказать правду, свинья».

Но про свинью и прокурора во французской действительности см. выше.

А Спиваков все-таки совершенно отдельная история. Так что, если будет возможность, – сходите.

Обсудить "Ходорковский как Жанна Д’Арк. Взгляд Собакевича" на форуме
Версия для печати