Город как олигарх. Часть I I
Город — реальность, которая раздражает. Но которую надо понимать и уважать. У него своя мера ответственности: беда, если он свихнется на величии, впадет в маразм или в летаргию, не сможет произвести для страны элиту, которая способна распознать и вовремя остановить сползание социума в бездну. Русская катастрофа 1917 года, в частности, была связана и с этим: не нашлось в столичных городах, среди лидеров, вменяемых и решительных людей, чтобы задавить кровавый хаос в зародыше. А потом – пошло-поехало. От неспособности дать теоретический отпор до неспособности защитить право и закон. А затем и собственность. А затем и жизнь. А затем и страну, и народ.
В конечном счете – даже грубо-материальную структуру расселения, то есть сеть тех самых российских городов.
Потому что впереди идет идея. А материя – следом. Сталин это знал лучше других. Идеологию он хранил пуще всяких там людей, городов, сел и прочей материальной мелочи.
В результате реализации революционных идей в СССР произошла деградация географического скелета городов по сравнению с досоветской эпохой. До революции у страны было две конкурирующие столицы плюс стремительно развивавшиеся Киев, Баку, Владивосток и Владикавказ, Одесса, Харьков, Ростов, Воронеж, Ярославль, Архангельск, Новониколаевск (Новосибирск) и масса других городов, естественно забиравших функции региональных столиц и точек роста. Процесс шел даже быстрее, чем в США, где росли Чикаго, Детройт, Сан-Франциско, Филадельфия и т.д. Но советская власть затормозила, а местами обратила вспять процесс развития городов как самодостаточных центров социальной и экономической активности. Питер пал первым – как бы в наказание, что не смог удержать революцию. А затем страна вернулась к политике городов-заводов, что почти буквально повторяет сценарий восемнадцатого века: комбинат и при нем мрачный город как место размещения полукрепостных трудовых ресурсов. И не более того.
Города как свободные фокусы социального (политического, культурного, демографического, рыночного) пространства были замещены городами как центрами оборонки. Москва же стянула на себя непропорционально много функций, отобранных у провинции: культуру, всю политику, всю инновацию, почти всю науку. Поэтому, когда оборонка оказалась неактуальной, у огромного числа наших городов не оказалось в запасе альтернативы.
Здесь кроется дополнительный источник неприязни к столице. Для патриотов советского быта сам по себе факт стремительного роста столичной экономики за счет развития сектора услуг сегодня смотрится как предательство. Город второго порядка, вся жизнь которого была замкнута на военное производство за счет госзаказа, а не на рынок и не на интересы населения, искренне не понимает, как можно расцвести столь быстро и легко, как Москва. Людям кажется, что Москва поднялась не за счет собственных преимуществ, а за счет эксплуатации окружающих. Однако в Москве тоже лежали и ЗИЛ, и завод «Москвич», и многие другие производства, для продукции которых не оказалось места на рынке. Тоже был кризис. Но поскольку у столичного города были в запасе ресурсы иного плана – прежде всего, людские, — на месте вымирающих гигантов выросли новые, немыслимые прежде места трудоприложения.
Впрочем, в антимосковских настроениях своя логика, конечно, есть. Но слегка кривоватая. Москва как плод властной гипер-централизации в советскую эпоху не столько сама процветала, сколько других тормозила. То, что в ней была колбаса, а в Красноярске не было, сегодня не кажется бог весть каким преимуществом. Тем не менее, когда поводок отстегнулся, именно Москва ушла в отрыв. Не на колбасе – на людях. Сегодня, через 15 лет, другие города худо-бедно тоже начали подтягиваться. Ну и дай бог. А вот до села, откуда все, что было способно передвигаться, убежало, ушло, уползло еще в брежневские времена, возрождение дойдет еще не скоро.
Восстановление идет быстрее, чем деградация, но меньше чем за поколение невозможно восстановить то, что рушилось в течение трех. А покуда структура не восстановится – отрыв лидера будет раздражающе велик.
Спасение не в культивировании обид и комплексов, а в способности смотреть в лицо реальности. Москва – лидер. Она, в частности, обязана создавать правовое, инфраструктурное, политическое пространство, способствующее развитию подопечных территорий. И как раз в этом отношении претензии к ней сегодня оправданы: вместо того чтобы помочь регионам развиваться, она опять пытается их встроить в советскую «вертикаль», отбирая ресурсы на государевы нужды. Эта ложная трактовка лидерства даст горькие плоды не сегодня и не завтра, а через несколько лет. Ведь страна и люди живут не Москвой, а провинцией. Значит, оставьте деньги там, где люди и где страна. Они без вас лучше разберутся… Однако – Государство! А вот оно как раз живет не провинцией, а Москвой. В Москве – министры. В Москве – программы. В Москве – казначейство, оборона, полиция и прокуратура… В Москве – о! — Кремль.
Москва как город стране очень нужна. Москва как Кремль нужна не столько стране, сколько Государству. Чувствуете разницу? Вот и решайте.
Точно можно сказать, что России, которая по площади равна Канаде вместе с Австралией, физически остро не хватает десятка-другого межрегиональных столиц, чтобы осуществлялось эффективное управление гигантской территорией. То есть решение не в том, чтобы негодовать в адрес единственного нашего супер-города, а в том, чтобы создать условия для роста сопоставимых с ним конкурентов. Пусть Москва растет себе как Москва. Но совершенно незачем и даже опасно для регионов ей расти как Кремлю. Он и так себе лишних полномочий набрал – не справляется.
В течение последних 10-15 лет вдогонку пустились – с разной мерой успеха – такие столицы второго ряда, как Питер, Казань, Нижний, Самара, Екатеринбург, Ростов, Пермь, Красноярск, Новосибирск и некоторые другие в. Причем чем либеральнее была городская среда, тем лучше получалось. Что естественно. А, например, Воронеж, Ульяновск, Уфа, Челябинск – при очень неплохом потенциале остались явными аутсайдерами. Только из-за затянувшегося пребывания у власти начальников советского образца.
А сегодня, глядишь, и столица стала что-то слишком часто оглядываться на Красную площадь. Выгоды роста и своего центрального положения Кремль все очевиднее использует для фиксации преимуществ и удушения инициативы снизу. То есть лидер вместо того, чтобы искать более гибкие и совершенные методы, адекватные сложности окружающего пространства, предпочитает упрощать это пространство до уровня собственного понимания.
Ему опять виднее, «как оно должно быть устроено». Он знает лучше. Интересно, столичная среда снова проглотит эту пилюлю, или все-таки за время свободы она успела поднакопить сил для исполнения своей главной функции?
