Все-таки не хочет знать исключений грустная примета, что високосный год — это время потерь. Но 2016 год выдался каким-то очень уж неумолимым. Многие удивляются числу потерь, соцсети полны пожеланиями, чтобы наступивший год был менее тяжел, чем прошедший, а кто-то и острит, что такими же были новогодние пожелания в России ровно сто лет назад…

В одном только декабре ушли мои старшие знакомые, потеря которых ощутима не только для родных и близких. Это Сергей Хахаев, сопредседатель «Мемориала» и Правозащитного совета С-Петербурга, отбывший в свое время 7 лет политлагерей и 3 ссылки за попытку хоть что-то изменить к лучшему в нашей стране, — человек редкой отзывчивости, потрясающей доброты и неустанного подвижничества. Это Лилия Ратнер, художница и искусствовед, автор книги «В поисках смысла красоты», которая до последнего дня занималась творчеством и просветительской деятельностью, не желая знать, что такое усталость и старость. Слушатели ее занятий и семинаров только на поминках узнали, что ей было 87 лет, а не около 60-ти. В день ее похорон умер Леонард Тыдман, историк архитектуры и реставратор, защитник памятников старины, подлинный интеллигент, находивший силы помогать своей жене Вере Возлинской в благотворительности особо нуждающимся беженцам.

В последние дни декабря не стало Александра Бермана, автора книги «Среди стихий», которая вышла не так давно в издательстве «Возвращение». Основатель этого издательства и глава историко-литературного общества «Возвращение» Семен Самуилович Виленский, узник сталинских лагерей, последний из колымчан, тоже ушел от нас в этом году. Александр Берман был на его похоронах, и ничто не предвещало тогда, что и он скоро уйдет — человек с бодрой походкой и доброй улыбкой.

Говоря о потерях декабря, нельзя не назвать имени Владимира Надеина, блистательного журналиста, статьи которого все мы любили.

И шокирующей утратой конца декабря стала гибель Елизаветы Глинки. Будто завершающим аккордом уходящего года явилась эта злополучная авиакатастрофа в день, когда большинство христиан празднует Рождество...

Ансамбль имени Александрова я видела в своей жизни один раз, это было на вечере памяти генерала Петра Григоренко в Военной академии. Зал был полон народа, и щегольски одетые исполнители ждали своей очереди в проходах, явно томясь долгими речами выступавших. Но публика пришла именно ради этих речей, и зал заметно опустел, когда на сцену вышли юноши и девушки в нарядных формах. Я чуть-чуть послушала и посмотрела их зажигательные песни и пляски и тоже ушла — как-то в диссонанс это было с живыми воспоминаниями о Петре Григоренко. Но успела оценить, что коллектив чертовски талантлив.

В чью же больную голову могла прийти мысль отправить этот исключительно мажорный ансамбль в разрушенный, израненный, дымящийся болью и скорбью Алеппо? Кто додумался организовывать пляски там, где слезы и траур? И вот — будто сам рок вмешался не допустить кощунства. Но погибли, как всегда, не те, кто отдает приказы. Погибших жалко, а тех, кто сопровождал эту катастрофу злорадными улюлюканьями, мне не понять.

И уж совсем не постижим уму шквал злословия, обрушившийся на доброе имя доктора Лизы. Уж она-то летела туда не песни петь, а жизни спасать, тяжелораненых лечить, она везла гуманитарный груз для Тишринского госпиталя. Почему же именно в нее полетели вдруг камни?

Доктор Лиза не может уже что-либо возразить, как не может сказать ничего в свою защиту ушедший. Потому об умерших не принято плохо говорить. Но этические нормы забываются в условиях скрытой гражданской войны, и это страшно.

Доктора Лизу обвиняют в недостаточной оппозиционности, в политической непоследовательности. Но странно как-то даже объяснять очевидное, что дело врача — жизни спасать, а не противостоять власти. И этим-то делом как раз очень многие наши врачи, мягко говоря, недостаточно увлечены. А доктор Лиза не просто спасала людей, она себя отдавала этому служению. Об этом свидетельствует каждая спасенная ею жизнь. Миссией ее было милосердие, которого так недостает нам сегодня. Елизавета Глинка — это горчайшая наша потеря, которую мы не до конца еще осознали.

Самым страшным событием минувшего года было конечно же разрушение города Алеппо с массовой гибелью мирных жителей. Для нас это не может быть чужой и далекой болью, потому что это наша авиация разбомбила город, и без того ослабленный и обескровленный годами гражданской войны. И ведь не просто город — уникальный город с многовековой культурой, с бесценными памятниками архитектуры, уникальными историческими ценностями. Страшнее этого, конечно, человеческие потери, большое количество раненых, искалеченных, неисцелимо травмированных. Мы вновь против своей воли стали соучастниками преступления против мира и человечности. Но самое страшное, что с нами произошло, — это адаптация к подобным потерям. Нет уже той остроты переживания, что испытывали мы при разрушении Грозного, жители которого говорили на понятном нам языке. Сирия слишком далеко, это как будто и не про нас.

Но ведь это про нас. Нашей страной и на наши деньги осуществлялись эти бомбежки. В Москве на пикеты против войны в Сирии приходило не больше 30-40 человек. Поберегли мы себя массами выходать на улицы против этой войны. И не в этом ли — самая невосполнимая потеря ушедшего года?..

Фото: Россия. Москва. 16 января 2017. Во время церемонии прощания с руководителем фонда "Справедливая помощь" Елизаветой Глинкой в Успенском храме Новодевичьего монастыря. Е. Глинка погибла 25 декабря в катастрофе самолета Ту-154 Минобороны РФ, который потерпел крушение в Черном море через несколько минут после вылета из аэропорта "Адлер". Сергей Фадеичев/ТАСС