
Все чаще российской внешней политике недостает аргументов. Она не может внятно объяснить цели России, сводящей любое противоречие с иностранными государствами к военному противостоянию.

Ощущение «прорыва», возникшее у некоторых экспертов и обозревателей после прошедшего саммита G20, на котором Владимир Путин уже, вроде бы, не выглядел изгоем, начинает постепенно улетучиваться. Справедливости ради отметим, что родилось это ощущение вовсе не на пустом месте. Действительно чудовищный теракт в Париже, казалось, автоматически вписал Россию в контекст наиболее значимого пункта мировой повестки. Тезис о том, что «исламский терроризм — общая беда и проблема», звучал из уст самых разных мировых лидеров. Президент Франции Олланд засобирался в Россию, а Москва немедленно признала, что самолет, развалившийся в воздухе над Синайским полуостровом, тоже стал объектом атаки террористов.




На саммите Путин максимально воспользовался «окном возможностей» для устранения изгойства, которое стало результатом действий на Украине. Его успех лучше всего иллюстрируется словами «не было счастья, да несчастье помогло». Теракт в Париже, а перед этим чудовищный взрыв самолёта А321 над Синаем сделали то, что не удавалось мирной и последовательной дипломатии. Путин вернул себе статус влиятельного мирового игрока, с чьим мнением считается президент США, что продемонстрировала неформальная встреча в Анталии и признание важности военных усилий России в Сирии, которое приписывают Обаме.




Все идет по плану. Россия вернулась в круг грандов мировой политики. Как ни морщатся эти слабаки Обама, Олланд и Меркель, но им придется усаживаться в компании Путина за ялтинский стол и чертить, подобно Сталину и Черчиллю, новые границы. Пусть это не границы Украины. Сейчас сойдет и Сирия. Примерно так можно описать бравурные комментарии российской прессы и околокремлевских экспертов по поводу трехчасового визита сирийского правителя Башара Асада в Москву. Да, соглашаются придворные аналитики, не все пошло по первоначальному плану...
